Диверсификация бизнеса для нефтяной отрасли всегда была способом минимизировать риски от резкого изменения цен и снижения спроса на сырье. Сегодня в этой сфере появляются и новые возможности. Об этом пишет София ЗОРИНА в статье «Диверсификация как путь в новую энергетику», опубликованной в издании «Сибирская нефть». Информагентство «Девон» приводит этот материал с некоторыми сокращениями.

ДОБЫЧА УГЛЯ НЕФТЯНИКАМ НЕ ПО ЗУБАМ

Для любой вертикально-интегрированной нефтяной компании (ВИНК) диверсификация бизнеса — естественный способ существования. Собственно, наращивание вертикальной производственной цепочки и есть один из вариантов расширения сфер деятельности. Такой способ диверсификации в свое время активно применялся всеми нынешними мировыми мейджорами.

Классический пример — British Petroleum. Образованная в 1909 году Англо-Персидская нефтедобывающая компания — предшественник BP — уже в 1912 году начала производство различных нефтепродуктов на своем первом НПЗ. В дальнейшем компания активно наращивала не только добывающие активы, но и нефтеперерабатывающие, и сбытовые.

Аналогичным путем развивались и крупнейшие американские компании, выросшие из рокфеллеровской Standard Oil. Впрочем, мировые гранды демонстрировали примеры как удачной диверсификации, так и провальных проектов по развитию стороннего бизнеса.

Те же BP после нефтяного кризиса 1973 года решили повысить свою устойчивость за счет выхода в новые отрасли. Компания инвестировала в добычу угля, меди, производство продуктов питания и даже кормов для животных. Однако уже к концу 80-х от всех экспериментов остались только нефтехимические активы. Об их продаже компания объявила летом 2020 года.

Подобные, не слишком удачные, примеры диверсификации можно найти в биографии и других нефтегазовых компаний. В середине 60-х годов прошлого века многие американские нефтяники столкнулись с запретами антимонопольного законодательства на дальнейшее расширение за счет слияний и поглощений. Это подтолкнуло их к поиску других путей развития. Посчитав, что добыча полезных ископаемых — наиболее привычный бизнес, многие из них пошли в горнодобывающую отрасль. Но значимого успеха на новом поприще не добился никто.

Известный американский экономист Майкл ПОРТЕР провел исследование влияния диверсификации на бизнес. Он изучил опыт 33-х крупнейших американских компаний, сделавших с 1950 по 1980 год приобретения фирм в новых отраслях. Всего было сделано 2021 такое приобретение. К 1986 году более половины из них были проданы или ликвидированы, в 1986–1987 годах изучаемые компании избавились еще от 931 непрофильного актива. Впрочем, тот же Портер рассматривает диверсификацию как одну из эталонных стратегий развития организации. 

ТОТАЛЬная ДИВЕРСИФИКАЦИЯ

Сегодня нефтегазовые компании в качестве наиболее перспективного направления для развития дружно рассматривают альтернативную энергетику. Так, например, в 2020 году концерн Total (четвертый в мире по объему добычи) объявил новую стратегическую цель: стать мировым лидером в ВИЭ. Компания делает ставку на сжиженный природный газ (СПГ) и электроэнергетику.

Именно в этих двух сегментах, по мнению менеджмента французского гиганта, возможны прибыльный рост и создание долгосрочной стоимости для акционеров. В ближайшие 10 лет концерн намерен увеличить производство энергии на треть: с 3 до 4 млн барр. н. э. в день. Половина этого роста придется на СПГ, половина — на электроэнергию, в основном из возобновляемых источников. Total обещает увеличить инвестиции в ВИЭ и электроэнергетику с 2 до $3 млрд в год. Это более 20% ее капвложений.

Развитием ВИЭ довольно давно занимается и BP — на базе подразделения BP Alternative Energy, созданного в 2005 году. Сейчас компания намерена к 2025 году увеличить свои генерирующие мощности (ветроэнергетические установки и солнечные электростанции) до 20 ГВт, а к 2030 году — до 50 ГВт. Для сравнения: мощность всех АЭС России, по данным на ноябрь 2020 года, составляла около 31 ГВт.

О своем желании переключиться с нефти и газа на солнце и ветер говорят даже в Саудовской Аравии, стране с самой большой долей нефтегазовых доходов в структуре ВВП — около 45%. Еще пять лет назад саудовские чиновники объявили, что к 2040 году страна откажется от нефти и станет крупным экспортером электроэнергии.

А на прошедшем в январе этого года форуме Future Investment Initiatives министр энергетики Саудовской Аравии Абдул-Азиз бен САЛЬМАН заявил, что уже через десять лет страна планирует перевести 50% своей энергетики на возобновляемые источники энергии, остальное — на использование природного газа. «В отношении возобновляемых источников мы будем второй Германией», — подчеркнул министр.

От деклараций о тяготении к альтернативной энергетике большинство компаний уже переходит к конкретным шагам. В январе 2021 года Total объявила о покупке 20% индийской корпорации Adani Green Energy — лидера мирового рынка солнечной энергетики. Сумма сделки составила $2,5 млрд. Кроме того, французский концерн вместе с BP устроили настоящую битву за создание шельфовых ветропарков у британского побережья.

Оба гиганта пришли на аукцион по продаже лицензий на участки шельфа и серьезно потеснили фирмы, для которых развитие ВИЭ — основной бизнес. На кону стояла площадь, достаточная для размещения ветряных электростанций общей мощностью 8 ГВт. В итоге самые большие доли — по 3 ГВт — отошли консорциуму BP и немецкой энергетической компании EnBW Energie Baden-Württemberg AG, а также немецким энергетикам из RWE AG. Еще 1,5 ГВт получило партнерство Total и Macquarie Group Ltd.

Местным компаниям, специализирующимся на плавучих ветряных электростанциях, досталось всего 480 МВт мощности. Победа обойдется компаниям недешево. Победители аукциона должны будут вкладывать около $1,2 млрд в год в течение десяти лет в развитие морских ветропарков. Однако, по словам главы BP Бернарда ЛУНИ, проект будет запущен в течение семи лет, и компания ожидает от своих будущих ветропарков доходности от 8 до 10%.

«ЗЕЛЕНЕЮТ» ОТ БЕЗЫСХОДНОСТИ

«Если говорить о диверсификации, связанной именно с энергопереходом и развитием сопутствующих сегментов бизнеса (ВИЭ, электрозаправки, водород и т. д.), то сейчас со стороны крупных игроков рынка это пока заявление намерений на будущее», — считает директор практики «Госрегулирование ТЭК» VYGON Consulting Дарья КОЗЛОВА.

«У той же ВР доля ВИЭ в выручке пока составляет около 0,2%, - говорит она. - Однако важно понимать, что для западных супермейджеров масштабное развитие этих направлений логично и будет реализовано. Во-первых, они во многом «зеленеют» от безысходности: у них истощается ресурсная база. Так, обеспеченность доказанными запасами на 1 января 2020 года у Shell составляла 8 лет, Equinor — 9 лет, Total — 11,5 лет, BP — 14 лет».

«Во-вторых, регуляторы ЕС планируют напрямую и косвенно направить на зеленые инвестиции более €1 трлн в ближайшие 10 лет, - продолжает Козлова. - С учетом других мер поддержки и фактически бесплатных денег в Европе и США (из-за низких процентных ставок) такие проекты становятся очень привлекательными для западных компаний».

Российские компании пока не спешат плотно заниматься альтернативной энергетикой, хотя отдельные примеры таких проектов уже есть. «Газпром нефть», например, запустила на Омском нефтеперерабатывающем заводе солнечную электростанцию и собирается в дальнейшем увеличить ее мощность до 20 МВт. Однако генеральный директор компании Александр ДЮКОВ недавно говорил о том, что ставку все-таки следует делать на другие технологии.

«Если говорить о возобновляемых источниках энергии, мы пока не верим в какую-то высокую премию у пионеров этой отрасли, - сказал он. - Что действительно может стать стратегически важным направлением для нефтегазовых компаний — так это, скорее, работа по производству водорода и разработка технологий по улавливанию и хранению углекислого газа. Это то, что должно стать нашим приоритетом». Кроме того, топ-менеджер подчеркнул, что добыча нефти по-прежнему остается основным бизнесом для компании, а развиваться стоит в первую очередь за счет повышения эффективности.

НЕФТЯНИКАМ ПАНИКОВАТЬ НЕ СТОИТ

«У отечественных ВИНКов обеспеченность запасами составляет 20–30 лет, поэтому для них логично стремиться монетизировать свою ресурсную базу, — отмечает Дарья Козлова. — Более того, даже в самых радикальных прогнозах не предполагается полного отказа от нефти и газа. Во многих прогнозах все сценарии оставляют нефть основным источником энергии до 2040 года с долей в ТЭБ в диапазоне 20–31%.

«Поэтому не стоит паниковать и спешно перекраивать корпоративные и государственные стратегии, - считает эксперт. - Однако из-за меняющихся условий рыночная ниша будет сокращаться, и выиграет самый эффективный производитель. Поэтому для российской нефтегазовой отрасли диверсификация должна во многом происходить за счет развития технологий, в том числе снижающих углеродный след».

Выбросы углекислого газа надо рассматривать как ресурс, считает и Мария СПИРИДОНОВА, старший менеджер по предоставлению услуг в области устойчивого развития компании Deloitte в СНГ. Речь может идти как о создании и коммерциализации технологий для улавливания и хранения углекислого газа, так и о его переработке. Кроме того, российские компании могут поучаствовать в торговле квотами на выбросы.

«Выбросы можно продавать, используя коммерческие инструменты рынка торговли квотами ЕС. Уже в 2021 году ими смогут воспользоваться и российские производители. Речь о трансграничном углеродном регулировании (ТУР). Это набор мер, расширяющих границы действия европейской системы торговли квотами на выбросы парниковых газов (EU ETS). Характеристики регулирования будут определены к середине 2021 года», — пишет Мария Спиридонова в статье, опубликованной в VTimes.

Выбор способов адаптации к новой реальности остается за самими компаниями. Но эксперты сходятся в одном: каким бы ни было решение, проактивная позиция сегодня более выгодна, даже если пока реальный профит неочевиден.

О том, как Китай развивает «зеленую» энергетику и в сфере ВИЭ напрягает США, читайте в статье ИРТТЭК , опубликованной ИА Девон.